РЕЗЮМЕ: Сделана попытка сравнить два психоаналитических понятия, которые вследствие «принадлежности» разным психоаналитическим группам стали определяться и использоваться по-разному. Данная статья является также исследованием возможностей сравнительного психоаналитического метода. Два понятия – это «вытеснение» и «расщепление эго», а исследуются — семантические сходства и различия. Предложен клинический материал, который добавляет показательные (indicative) клинические данные для проверки семантического сравнения. Целью является получить ответ на вопрос: являются ли данные термины просто альтернативными наименованиями для сходных клинических феноменов? Статья предлагает метод, который мог бы обеспечить ответ. Он представляет собой общий метод для прояснения и, возможно, примирения различных точек зрения конкурирующих психоаналитических школ.
КЛЮЧЕВЫЕ ПОНЯТИЯ: сравнительный метод, семантический анализ, клинические данные, вытеснение, расщепление, замещающая формация (substitute formation), аннигиляция.
Вступление
Цель данной стать – способствовать большей ясности и строгости психоаналитической терминологии, и в частности, ясности в понимании и использовании терминов «вытеснение» и «расщепление». Одной из ключевых проблем психоанализа сегодня является изобилие конкурирующих теорий, и в нашем распоряжении имеются относительно слабые методы для сравнения преимуществ каждой из них. Большинство сравнений между теориями проводились с более или менее явной диффамацией той или другой. Обсуждение обычно ведется на основании a priori вынесенной оценки этих преимуществ и диффамаций. Настоящая заинтересованность в достоинствах или слабостях отдельных теорий часто остается в стороне. Как печально писал Бион:
«Разногласия – это точка роста, из которой берет начало развитие, но это должна быть подлинная конфронтация, а не пустое сотрясание воздуха оппонентами, чьи различия во взглядах никогда не сталкиваются» (Bion 1970, стр. 55).
В данной статье я хочу попробовать избежать пустого сотрясания воздуха и исследовать возможность сделать одно небольшое сравнение – между вытеснением и расщеплением, двумя терминами, использование которых служит признаком различия между кляйнианскими и классическими психоаналитиками.
Есть надежда, что успешный результат принесет пользу коммуникации между группами, связанности метапсихологической теории и, разумеется, клинической четкости психоаналитического лечения. Кроме того, это могло бы стать маленьким шагом к уменьшению подавления созидательной полемики из-за конкуренции.
Методы сравнительного психоанализа
Я не предлагаю полностью пересмотреть методы концептуального сравнения и прояснения в психоанализе. Однако потребность в хорошем концептуальном анализе и сравнениях признавалась, вероятно, еще до Первой мировой войны. Неофициальные попытки очистить нашу терминологию совершаются на всех научных заседаниях обществ по всему миру со времен фрейдовских встреч по средам в Вене. Они всегда происходят на интуитивной основе и зачастую являются импровизированными. Несколько более формальные методы встречались в специальных выпусках журналов по особым темам. Международный психоаналитический журнал выпустил целый номер в 1994, посвященный различению точек зрения на то, что является клиническим фактом. Британский журнал психотерапии опубликовал очередную большую статью, она называлась «Клинические комментарии», в которой отдельная сессия с анонимным материалом была представлена вместе с тремя комментариями людей, принадлежащих различным психоаналитическим направлениям. Используя сходный метод, Peter Buirski (1994) спрашивал девятерых аналитиков об их психоаналитическом взгляде на вымышленный анализ в романе Филипа Рота «Случай Портного». Такая форма исследования часто заходит в тупик, потому что разные точки зрения привносятся разными людьми, приверженными обособленным взглядам, и таким образом заинтересованное сравнение упускается.
В последнее время формальное исследование отстаивали, в частности, Sandler и Sandler (1998), а также Dreher (2000). Работа, основывающаяся отчасти на Hampstead Index и выходящая за его пределы, стала доскональным исследованием, например, проективной идентификации (Sandler 1988). В предыдущей статье я попытался описать рождение и развитие отдельного понятия – «внутренние объекты» (Hinshelwood 1997). Это было исследование того, почему это понятие исторически «вело себя» именно таким образом (и до сих пор так себя ведет) в межгрупповых взаимоотношениях Британского психоаналитического общества. Метод подразумевал смешение исторического и текстуального исследования семантических значений термина, а также текстовых источников, которые передают картину групповой и организационной психодинамики, которая стала источником значимости этого термина для кляйнианской группы, но не для остальных.
Во многих клинических статьях материал излагается, чтобы проиллюстрировать определенные понятия и то, как они могут применяться в психоаналитическом сеттинге. В настоящей статье я буду отчасти придерживаться подобного направления, но чтобы попытаться понять различные словоупотребления и разные термины. Этот метод будет состоять из двух шагов: во-первых, это семантический анализ для изучения двух терминов, который служит основой для постановки определенных вопросов; и, во-вторых, анализ клинического материала, который используется в качестве основания для ответа на вопросы исследования.
Шаг первый: семантический анализ. Цель семантического анализа – получить картину семантических областей каждого из понятий – «вытеснение» и «расщепление»; а также увидеть, до какой степени они совпадают. Существует историческая тенденция: классические психоаналитики больше полагаются на термин «вытеснение» в объяснении психологических механизмов защиты, а кляйнианцы используют термин «расщепление». Эти термины могли использоваться для того, чтобы идентифицировать принадлежность конкретной психоаналитической группе, точно так же, как и термин «внутренний объект». Однако важно понимать, являются ли они просто альтернативными терминами для сходных клинических феноменов. Если же на самом деле они указывают на действительно разные феномены – тогда каждая из групп, возможно, ограничивает собственное понимание изучаемой области, используя только один термин.
Шаг второй: клинические доказательства. Хотя общим местом стала проверка психоаналитических идей методами экспериментальной психологии, нейронауки и эволюционной биологии, я в настоящем исследовании буду полагаться на клинический материал и опыт субъекта в психоанализе. Это является традиционным способом изучения данных в психоанализе, и я продемонстрирую с помощью точно сформулированных вопросов, а также строго отобранного клинического материала, что данные дадут ответ. Этим заявлением я утверждаю, что клинический материал представляет собой не просто иллюстрацию, но может использоваться гораздо более интенсивно в качестве данных исследования. Что считать клиническим доказательством – это другой (и важный) вопрос, и то, что я предъявляю здесь как доказательство, зависит от того, допускает ли читатель, что реакции моих пациентов в самом деле показывают, что интерпретация действительно «совпадает с чем-то в пациенте» (Freud 1917, стр. 452).
Проект: вытеснение и расщепление
Часть 1 – Семантический анализ
Здесь я вкратце представлю основные элементы определений каждого из терминов, обнаруженных в литературе. В случае с расщеплением такой анализ является сложным, поскольку этот термин, как оказалось, является противоречивым, обладая двумя очевидно разными значениями.
Вытеснение. Вытеснение касается «вещей, которые пациент хотел забыть, и поэтому намеренно вытеснил из сознательного мышления, запретил и подавил» (Breuer и Freud 1895, стр. 10). В своей статье 1915 года о вытеснении Фрейд утверждает, что «суть вытеснения заключается всего лишь в том, что нечто изгоняется и удерживается вдалеке от сознания» (Freud 1915a, стр. 147). Вытеснение несет ответственность за разделение психического содержания на то, которое является и может быть сознательным, и то, которое не может, при этом сам процесс является бессознательным. То, что не может стать сознательным, может, тем не менее, быть опознано благодаря процессу искажения, который Фрейд определил в своем открытии значения сновидений. «Катексис, который обратился в бегство, прикрепляется к замещающему представлению» (Freud 1915b, стр. 182). Замещающие репрезентации формируются, чтобы дать возможность сновидению и симптоматическим символам стать сознательными, а также, чтобы заменить удовлетворение влечений. «Замещающее представление» – это основная характеристика вытеснения: одно представление нужно удерживать на расстоянии от сознания, а замещающее представление, которое является непохожим настолько, что это сбивает с толку, заменяет вытесненное. Замещающая репрезентация маскирует ту идею, которую она представляет. Этот процесс запускается работой цензуры, происходящей от императива социальной конформности, что в результате приводит к стыду и отвращению (Freud 1905). Позднее Фрейд (1923) переформулировал понятие «цензуры» в понятие «Супер-Эго».
Кляйн соглашалась с точкой зрения Фрейда относительно замещения как основы вытеснения, но добавила к этому, что оно является основой сублимации и формирования символа (Klein 1930). Она редко писала о вытеснении (хотя см. Hinshelwood 2006), но считала мотивом вытеснения не внешнюю силу, а внутренний конфликт, возникающий из необходимости справиться с агрессией внутри личности.
Вытеснение считалось главной рабочей лошадкой среди защит и иногда казалось синонимичным термину «защита» (Anna Freud 1936). Оно также является особой защитой, встречающейся при истерии. А иногда все расстройства рассматривались как имеющие ядро вытеснения, вокруг которого могли быть организованы другие защиты. Существует понимание, согласно которому вытеснение – это тот самый процесс, который создает и поддерживает бессознательное. В самом деле, поскольку исходные биологические влечения подвергаются «первичному вытеснению», это почти синонимично бессознательному как таковому.
С самого начала Фрейд считал вытеснение причастным к созданию бессознательного как отдельной зоны или «психической системы». Ранние истоки этой идеи очевидно восходили к ассоциативной психологии конца девятнадцатого века, когда наблюдался большой интерес к множественным личностям и сублиминальным личностям (см. Janet 1892, Myers 1904). В 1890-х мнение ортодоксальной психиатрии было таково, что диссоциация представляет собой пассивное психическое расстройство, которое является результатом дегенерации мозга, при котором представления просто расходятся в больном рассудке. Шарко доказывал это, и в 1886 Фрейд ездил в Париж учиться у него. Очевидно, идеи Фрейда возникли из этого опыта, так что вместе с Брейером и под его влиянием они постулировали более активный процесс разделения внутри психики, который они назвали «вытеснение» и который приводит к связанным и взаимодействующим системам сознательного и бессознательного (Breuer и Freud 1895).
Фрейд снова вернулся к идее отдельных психических систем, когда он описывал «расщепление Эго» как способ создания Эго-идеала (Freud 1921) и Супер-Эго (Freud 1923). Он также называет этот вид разделения «градация в Эго», и это имеет благоприятные, не-патологические коннотации.
Расщепление и фетишизм (фрейдистское расщепление). Хотя Фрейд первоначально развил свою идею о вытеснении из общепринятой психологии 1890-х, много позже он начал считать особое структурное расщепление Эго больше похожим на понятие «диссоциация» из 1880-х. Как правило, его размышления касались фетишизма:
«Очень может быть, что до четкого раскола на Эго и Ид и до формирования Супер-Эго психический аппарат применят методы защиты, отличные от тех, которые он использует после достижения этих этапов организации» (Freud 1927, стр. 164).
Он повторил свое замысловатое признание в 1938 (Freud 1940):
«Я, наконец, поражен тем фактом, что Эго человека, которого мы знаем как пациента в анализе, многими годами ранее /…/ работало примечательным образом в известных особых ситуациях давления» (Freud 1940, стр. 275).
Эта поздняя статья Фрейда отрывочна и написана в предсмертные годы. Непонятно, почему он решил вновь изложить свои взгляды, но возможно он делал это в ответ на развитие эго-психологии и в качестве поддержки ее интереса к организации и функционированию Эго, который Анна Фрейд вместе с Хартманном и многими другими активно продвигали в то время. По какой бы то ни было причине, Фрейд какое-то время играл с возможностью того, что Эго использует две отдельные формы защиты при фетишизме. Только одна из них – вытеснение, и параллельно с ним действует ранняя форма защиты – отрицание (disavowal). Если вытеснение устраняет сознательное восприятие особых репрезентаций в психике (то есть во внутренней реальности), отрицание отказывается от восприятия путем отвержения аспектов болезненной реальности как таковых. Отрицание (denial[2]), действующее против внешней реальности, непосредственно связано с психозом (Freud 1924, см. также случай Шребера, Freud 1911), когда человек порывает с реальностью. Эти два механизма, вытеснение и отрицание, сосуществуют, и одновременно они являются источником очень разных представлений о себе и других, представлений, которые не оказывают влияния друг на друга.
Отрицание при фетишизме имеет своей целью избежать признания того, что у женщины нет пениса, что вызвало бы кастрационную тревогу – кастрация действительно могла произойти!! Большая зрелость, однако, означает, что реальность, в конце концов, действительно признается, но устанавливается вытеснение, и знание о кастрации становится бессознательным. У фетишиста, однако, вытесненное принятие этого знания не приводит к отказу от отрицания. Эти защитные процессы сосуществуют благодаря «слабости» Эго, которому недостает нормальной интеграции. Подобное расщепление происходит, чтобы дать возможность сохраниться нормальному восприятию реальности, тогда как в другой части Эго оно усиленно отрицается. Это говорит о том, что первоначально происходит отрицание реальности отсутствия пениса у женщины; затем Эго расщепляется, чтобы обеспечить возможность более зрелого развития вытеснения и чтобы не было необходимости отказываться от отрицания.
Итак, фетишист внутри себя самого резко разделен на части, используя вытеснение и отрицание одновременно. «Расщепление Эго» — это вспомогательный маневр, чтобы поддерживать эти две разных защиты – вытеснение и отрицание. Каждая из частей расщепленного Эго оперирует отдельной защитой. Фрейдистское расщепление, следовательно, подразумевает Эго, состоящее из двух частей, каждая из которых оперирует отдельной защитой – вытеснением и отрицанием, отвергая часть внутренней реальности или часть внешней реальности. Это сложная организация, состоящая из трех защит – вытеснения, отрицания и расщепления.
Формулировка Кохута (1971) аккуратно разграничила эти два термина, когда он описал вытеснение как горизонтальное расщепление, используя исходную топографическую модель Фрейда, поместив сознание сверху, а бессознательное снизу в некой воображаемой стратификации психики; а затем описал вертикальное расщепление, которое включало сделанное Фрейдом описание фетишиста, где каждая из частей Эго «расщеплена» горизонтально. Однако это расширяет понятие «расщепление» до сугубо описательного термина, который таким образом утрачивает четкость значения как активно используемый механизм.
Katan (1954) использовал понятие расщепленного Эго, в котором различные процессы происходят, не оказывая влияния друг на друга, и попытался объяснить таким образом шизофрению. Он описал Эго, которое расщеплено надвое, одна часть признает эдипальную ситуацию и ведет борьбу с соответствующими конфликтами, а другая полностью отрицает эдипальных родителей и эдипальные проблемы. Для Katan расщепление проходило между частью Эго, функционирующей на генитальном уровне (невротической), и частью, функционирующей на прегенитальных уровнях (психотической).
Ранние защиты (кляйнианское расщепление). В 1920-х и 1930-х Кляйн изучала расщепление объекта на хороший и плохой. Она не проводила различия между расщеплением объекта и вытеснением, поскольку расщепление является основой вытеснения, препятствуя смешению хорошего и плохого, и таким образом порождает бессознательное, отделенное от сознания.
К тому же, когда Фрейд размышлял о ранних видах защитных механизмов, она сочла это подтверждением раннего психического функционирования, которое было выявлено на основании ее работы с маленькими детьми. Однако ее взгляды основывались на иных клинических наблюдениях. В 1930 г. она посвятила психозу специальную статью о маленьком мальчике, Дике. Она определила ранние защитные механизмы Фрейда как реализуемые в отношении садизма:
«Самая ранняя защита, образованная Эго /…/, соответственно степени садизма, носит интенсивный характер и фундаментально отличается от более позднего механизма вытеснения» (Klein 1930, стр. 232).
Более того, согласно Абрахаму, эти яростные защиты направлены исключительно против садистических, а не либидинозных аспектов Эдипова комплекса. Кляйн описывала чрезвычайную жестокость, с которой ребенок отчаянно пытался справиться. Однако она описывала эту защиту как замещающее образование, что является основным в описании вытеснения у Фрейда. Мальчик, Дик, отвернулся от своих первичных объектов из-за чрезвычайной жестокости по отношению к ним, только чтобы очень скоро обнаружить, что та же жестокость возникла снова по отношению к замещающим объектам, приводя к новому отказу и дальнейшему быстрому заражению жестокостью новых замещающих отношений.
Отказ в пользу заместителей не говорит о какой-то чрезвычайно мощной форме защиты, как предполагается в ее цитате. Появляясь в заключительной части статьи, ее ссылка на предположение Фрейда кажется как будто запоздалой мыслью относительно истинной сути статьи, или, возможно, это было указанием на будущую работу, которую она будет вести потом, пытаясь обнаружить особенные ранние и интенсивные формы вытеснения, которые, как мы увидим, она обсуждала несколько лет спустя, в 1934 г., в неопубликованных заметках.
Интересом Кляйн был психоз, и она не переняла интерес Фрейда к фетишизму. Она словно и не обратила внимания на статью Фрейда о структуре Эго при фетишизме. Однако она у нее не было цели не считаться с Фрейдом, так как теперь мы знаем, что уже в 1934 г. (в неопубликованных заметках) она прилагала все усилия к тому, чтобы понять «вытеснение» по Фрейду, а также определить особую раннюю форму вытеснения, характеризующуюся интенсивностью. Эти заметки недавно были опубликованы (см. Hinshelwood 2006); они демонстрируют, как Кляйн пыталась исследовать область от раннего вытеснения до позднего вытеснения. Обычная (или поздняя) форма представляет собой активный процесс, Эго разделяет психические содержания, чтобы уберечь хорошие мысли от плохих. Интересно, что это является точкой зрения пациента на вытеснение и созиданием бессознательного путем разделения мыслей внутри психики.
Это «более поздняя» или более зрелая форма вытеснения (замещения), которую она затем противопоставила более ранним формам, которые являются намного более мощными. При этих ранних формах содержания психики, которые ощущаются как вредные, ликвидируются или «усыпляются» (аннигилируются), или выталкиваются из психики. Очень интересно, что Кляйн разработала представление и о внутренней деструктивности (аннигиляции), и о выталкивании (ejection) более чем за десять лет до того, как в 1946 г. было опубликовано более точное их определение – «шизоидные механизмы». На самом деле, кажется, что в тот момент она была отвлечена своими личными делами от того, чтобы до конца проследить значение подобного рода ранних и мощных защит. В апреле 1934 г., почти вслед за тем, как Кляйн написала эти заметки, умер ее сын, и она была погружена в горе по поводу тяжелейшей утраты. Должно быть, это подтолкнуло ее взамен написать статью о депрессивной позиции, которую она представила на конгрессе МПА в Люцерне в августе 1934 г.
Важно помнить об особом взгляде Кляйн на природу тревоги и не забывать, что она считала, что защита выполняет другую работу. Отличие существенное, хотя и не очень большое. Согласно Фрейду (1926), сигнальная тревога обозначает ситуацию, где есть необходимость в защите от импульса, который приведет к опасности; тогда как согласно Кляйн, защита направлена против импульса, который сам по себе опасен. Опасные ситуации, которые Фрейд представлял провоцирующими защиты, различны. Для Фрейда, опасность состоит в том, что импульс (либидинозный) оспорит социальный запрет в форме внешнего порицания или осуждения со стороны Супер-Эго, тогда как для Кляйн опасность в том, что деструктивный импульс нанесет вред тому, кого любишь. Я не предлагаю проследить значение этих различных точек зрения на тревогу и назначение защит, поскольку цель данной статьи – выявить различия между двумя защитами. Однако назначение защит может быть очень тесно связано с разницей в концептуальном и клиническом использовании терминов. Тем не менее представление Кляйн о вытеснении несомненно модифицировано этой переработанной точкой зрения на тревогу.
Аннигиляция. В своей статье 1946-го года Кляйн приводит примеры феномена аннигиляции, который она открыла в 1934 г. Это характерная особенность шизоидной защиты, когда аспекты Эго, кажется, прекращают свое существование. Одной клинической иллюстрацией был мужчина, который описывал очень сильные чувства фрустрации, зависти и обиды:
«[Когда] я проинтерпретировала, /…/ что эти чувства были направлены против аналитика, и что он хотел уничтожить меня, его настроение внезапно изменилось. Тон его голоса стал безжизненным, он стал говорить медленно и невыразительно и сказал, что чувствует себя отрешенно» (Klein 1946, стр. 19).
При тщательном рассмотрении, в рамках клинической сессии, этот пациент отреагировал драматично. Какая-то его часть полностью исчезла, «он добавил, что моя интерпретация кажется верной, но это не имеет значения». Итак, он оказался отстраненно-бесчувственным и незаинтересованным. Кляйн подчеркнула:
«Пациент отщепил эти свои части, то есть части своего Эго, которые он ощущал как опасные и враждебные по отношению к его аналитику. Он изменил направление своих деструктивных импульсов от объекта к собственному Эго, в результате чего части его Эго временно прекратили свое существование. В бессознательной фантазии это означало аннигиляцию части его личности /…/ [и] удерживало его тревогу в латентном состоянии» (Klein 1946, стр. 19, курсив в оригинальном тексте).
Пациент действительно утратил часть самого себя – свои чувства фрустрации, зависти и обиды. Более того, он утратил даже способность быть озабоченным или заинтересованным в том, что с ним происходит. Его чувства больше не были представлены ни в какой форме; не было замещающего представления, чего можно было бы ожидать при работе вытеснения. Взамен сильно катектированного замещающего представления пациент чувствовал отсутствие, утрату понимания своей собственной психики. Это кляйнианское расщепление Эго. Оно четко отличается от вытеснения на эмпирическом уровне клинического наблюдения. Концепция вытеснения Кляйн подразумевала хорошие и плохие части Эго и усилия человека, направленные на то, чтобы с ними совладать; в случае расщепления часть Эго просто исчезает – «мощное расщепление и уничтожение одной части личности» (Klein 1946, стр. 20). В связи с расщеплением Кляйн описывала эвакуирующие проективные механизмы, которые обеспечивали то, что уничтоженная часть Эго помещалась где-то вообще за пределами Эго и воспринималась как часть идентичности другого (проективная идентификация).
К тому времени, в 1946 г., Кляйн рассматривала расщепление как альтернативу вытеснению и больше не считала его просто разновидностью вытеснения:
«на этом раннем этапе расщепление, отрицание и всемогущество играют роль сходную той, которую играет вытеснение на боле позднем этапе развития Эго» (Klein 1946, стр. 7).
Вытеснение больше не является центральным защитным компонентом, поддерживаемым расщеплением, как у фетишиста, чтобы нереальность могла быть локализована или инкапсулирована. Вытеснение просто не функционировало в примере Кляйн. В ее парадигме расщепления с плохими частями самости справляются ранние защиты – расщепление и проекция. Этот активный процесс, который разделяет Эго, является причиной ослабления Эго; тогда как расщепление по Фрейду, как при фетишизме, кажется, является следствием уже ослабленного Эго, которое не может сохранить свою целостность. Примерно в это время Fairbairn (1941, 1944), и другие (Fenichel 1938, Glover 1930, 1938, Winnicott 1945) также размышляли о самых ранних этапах развития Эго с точки зрения степени его интегрированности, дезинтегрированности и неинтегрированности.
Аргумент против расщепления Эго как защиты. С классической точки зрения, Pruyser (1975) предъявлял претензию, что термин «расщепление» используется настолько неопределенно и противоречиво, что должен быть исключен из психоаналитического лексикона. Он заметил, что этот термин употребляется, когда Эго находится в различных состояниях, с различными аффектами и различные отношения переживаются в разное время, или даже одновременно. Оно просто в конфликте. Грубо говоря, «расщепление» может использоваться не только как (a) расщепление по Фрейду; и (b) аннигиляция по Кляйн; и к тому же как (c) вытеснение; но также как (d) обычный (даже нормальный) конфликт. Все так запутано, что Pruyser может быть прав. Тем не менее предшествующее обсуждение говорит о том, что как расщеплению, так и вытеснению на самом деле может быть дано определение, чтобы избежать размывания значения и разрушения применимости терминов. Pruyser поддержал Dorpat (1979), который утверждал, что расщепление не отличается от отрицания, а является просто описательным термином. Он, кажется, не понял значения фрейдовского описания «разделенного» Эго фетишиста как своеобразной концепции расщепления (раскола).
Результат семантического анализа. Подводя итог вышесказанному, можно сказать, что семантические области двух понятий являются обособленными. Точка зрения Кляйн на расщепление (часть личности исчезает) совершенно отлична от версии Фрейда, согласно которой две отдельные защиты работают одновременно, но не имеют связи друг с другом. Расщепление, согласно Кляйн, является примитивной альтернативой вытеснению, а, согласно Фрейду, оно является вспомогательным механизмом для вытеснения. Различение двух форм расщепления важно, поскольку недостаток понимания различия увеличивает путаницу при употреблении термина «расщепление». Однако это фактически дает нам три механизма: вытеснение, с которым связано расщепление у Фрейда, и аннигиляцию.
Изначально стоял вопрос, являются ли эти термины просто альтернативными для сходных клинических феноменов, и мы обнаружили, что (i) с кляйнианской точки зрения, «расщепление» имеет особое значение и присутствует как ранний защитный механизм, включающий аннигиляцию части Эго и существующий до вытеснения, тогда как вытеснение препятствует соединению различных или противоположных мыслей и чувств; (ii) с классической точки зрения, хотя у вытеснения и может быть предшественник (отрицание), оно играет ключевую роль во всех защитных организациях; тогда как расщепление является вторичным и подчиненным, как при фетишизме или психозе, когда оно дает возможность для частичного развития.
На семантическом уровне существуют явные различия. Они лежат в основе особых характеристик этих механизмов, которые, вероятно, будут обнаружены в клинических данных:
Вытеснение и расщепление:
- Вытеснение приводит к возникновению измененных (замещающих) репрезентаций; тогда как расщепление порождает нехватку и ощущение отсутствия.
- Вытеснение присваивает психическим содержаниям различные качества осознанности и просто устраняет сознательный конфликт; тогда как расщепление оказывает значительное воздействие на структуру и функции Эго как такового, приводя к дефициту в нем.
- Расщепление, с точки зрения Мелани Клян, является защитой от тревоги, тогда как вытеснение – это защита от сексуальных конфликтов.
- Расщепление – это защитный механизм незрелого Эго, тогда как вытеснение –защита зрелости Эго.
Расщепление:
- Расщепление в понимании Фрейда имеет свом следствием две связанные части Эго, тогда как по версии Кляйн – это процесс, который фрагментирует и аннигилирует.
- Расщепление – это активный, интенсивный процесс, который наносит урон Эго, который Кляйн очевидно понимала как направленную на самого себя атаку первичного инстинкта смерти; тогда как расщепление Фрейда (как второстепенное по отношению к вытеснению, например при фетишизме) – это проявление пассивного дезинтегративного процесса, являющегося результатом слабости.
После этого семантического анализа я бы хотел теперь обратиться к методу клинических доказательств, чтобы представить данные для проверки некоторых из этих выводов. Зачастую клинический материал в клинических статьях используется в качестве обоснования, иллюстрируя концепции. Однако в данной статье я требую от клинического материала чего-то иного и чего-то более сложного. Клинический материал необходимо читать в связи с определенными теоретическими вопросами. Идея в том, что клинически материал может использоваться в качестве решающего доказательства для ответа на вопросы, а не просто как иллюстрация.
Часть 2 – Клинический анализ: эмпирические данные
Ниже я опишу сессию из аналитического случая (пять раз в неделю, на кушетке). Во-первых, есть пять вопросов, возникающих из предыдущих пунктов, на которые этот клинический материал попытается дать ответы.
i Существует ли различие между защитой, которая допускает измененные репрезентации и защитой, которая не допускает никаких репрезентаций?
ii Вызывает ли расщепление идентифицируемое изменение (дефицит) в Эго в отличие от структурирования, производимого вытеснением?
iii Имеет ли расщепление своим следствием связанные части Эго или фрагментированные или аннигилированные составляющие Эго?
iv Является ли расщепление защитой менее зрелого Эго, по сравнению с тем, которое пользуется вытеснением?
v Является ли расщепление интенсивным процессом, или пассивным, происходящим по причине слабости?
Я представлю короткую виньетку одной сессии, которая предоставила эмпирическую точку опоры для ответа на эти вопросы. Самое главное в этих данных, что обе защиты, вытеснение и расщепление, имели место на сессии, сменяя друг друга во времени.
Материал случая
Пациентка в возрасте за сорок находилась в анализе примерно два года. Она не была серьезно нарушенной и удовлетворительно справлялась с напряженной работой. Работа включала в себя управление домами для неимущих. В ее молодости, мужчина, с которым она была близка, умер от медленно прогрессирующего заболевания. Затем у нее был период, когда она страдала от некого расстройства антисоциального толка. В то время, когда она начала свой анализ, она была намного более стабильной. Однако у нее были и сохраняющиеся проблемы: весьма постоянное подавленное настроение, плохие взаимоотношения с матерью, а также определенные единичные фобии.
Сессия, предшествующая той, на которую я собираюсь ссылаться, закончилась тем, что она чувствовала, что не согласна со мной относительно интерпретации, которую я сделал, где я предположил, что ее хроническая несчастность со мной отчасти активно культивировалась.
Она начала эту сессию, сказав, что вчера, когда она ушла от меня, она стала свидетелем сцены, в которой женщина гневно спорила с мужчиной. У этой женщины в коляске был маленький ребенок. Она описывала свое ощущение, связанное с тем, что она оказалась очевидцем сцены ссоры на улице. Она была сбита с толку и не понимала, что должна делать. Эти двое, казалось, были на грани того, чтобы физически сцепиться друг с другом.
Я напомнил, что она была зла на меня, когда ушла после сессии накануне. Я сказал, что думаю, что она хотела сказать мне о вчерашней агрессивной ссоре на улице у моего дома, потому что это способ разобраться с враждебными чувствами, которые возникли у нее в мой адрес и которые она унесла с собой на улицу в конце предыдущей сессии. Ее довольно дружелюбное поведение со мной наводило на мысль, что болезненная и враждебная реакция на меня исчезла из ее сознания, возможно, довольно быстро; и в самом деле, ей, казалось, трудно припомнить свою неприятную реакцию на меня в конце предыдущей сессии. Она сказала нерешительно: «Хм, Вы имеете в виду, по поводу несчастности», – и она осталась в молчаливой задумчивости.
Пока она репрезентирует враждебные взаимоотношения. Она поместила их на улицу – недалеко, но, как она обозначила, отдельно от себя. Определенно кажется, что это замещающая репрезентация для враждебных чувств по отношению ко мне, которые она унесла с собой с последней сессии, и с которыми на уровне сознания она не утратила связи. Мне это казалось обоснованной и полезной интерпретацией, признающей ее боль, как вчерашнюю, так и сегодняшнюю, когда она вернулась ко мне. Если это верно, тогда мы можем считать, что пациентка оперирует вытеснением (гнев на меня не был сознательным), используя «замещающее представление» (ссору между двумя совсем другими людьми).
Задумчивая позиция пациентки при попытке вспомнить свой гнев, я считаю, является хорошим клиническим свидетельством того, что она, на самом деле, борется с чем-то похожим на состояние, которое описывала интерпретация. Короче говоря, ее задумчивость указывала на некий истинный, хотя и болезненный, инсайт. Говоря словами Фрейда, это ««совпадает с чем-то в пациенте»» (Freud 1917, cnh. 452) и таким образом подтверждает точность интерпретации.
Затем я сказал, что думаю, в настоящий момент она изо всех сил старается вспомнить конец вчерашней сессии, и что это ей дается с большим трудом, потому что она не смеет рискнуть тем, что враждебные чувства ко мне сегодня снова появятся в кабинете.
В ответ на эту интерпретацию она оставалась молчаливой и неподвижной минуту или около того, затем положила руку на лоб, словно в ошеломлении. Она покорно вздохнула и сказала: «Это минное поле». Это подтверждало то, что она испытывала некоторые затруднения, но также казалось, что она чувствует, что я давлю на нее, чтобы она вспомнила свою враждебность. Я не был уверен, что именно она имеет в виду. Она молчала и не давала мне пояснений. Тогда я спросил: «Что Вы ощущаете как минное поле?» Молчание длилось пару минут или больше, пока, в конце концов, она не пробормотала: «Я все раздробила, так что я не знаю, что Вы сказали. Все пропущено через шредер».
Теперь ее психика в совершенно другом состоянии, задумчивости больше нет. Вместо репрезентации чего-либо болезненного и усилий, направленных на понимание этого, ее душа пришла в смятение. Она чувствовала, что привела в беспорядок, раздробила и трансформировала нечто необъяснимое. Она не могла понять, что думает она сама или я. Она могла только понять, что она не понимает. Она знала, что нечто пропало.
Конечно, я выбрал этот материал, потому что он точно повторяет клинический эпизод из процитированного выше примера Мелани Кляйн, когда ее пациент стал пустым и утратил свою фрустрацию, зависть и обиду вслед за ее интерпретацией плохих чувств по отношению к аналитику. Сначала моя пациентка воспользовалась случайным инцидентом со спорящей парой, чтобы заместить свои плохие чувства; позже она аннигилировала эти чувства, а вместе с ними и часть своего Эго, которая могла распознавать, что происходит у нее в голове, ее внутренний мир и ее мысли. Я должен сказать, что в тот момент это явление меня встревожило. Казалось, словно какая-то действительно разрушительная бомба или мина взорвалась прямо передо мной. Поскольку я считал, что помогаю ей с ее психическим здоровьем, а не разрушаю его, я чувствовал, что допустил серьезную ошибку. По зрелом размышлении, я решил, что давил на нее слишком сильно, чтобы она осознала свои негативные чувства, и, возможно, в тот момент она не могла следовать в этом направлении.
Однако затем я задумался (я могу только вкратце резюмировать это в данной статье): может быть, проективная ситуация усилила мое беспокойство и озабоченность? Что именно исчезло? Насколько я понял, сначала исчезли ее враждебные чувства по отношению ко мне, а затем ее способность осмысливать свое переживание враждебности. Казалось, эти части больше не существовали, даже в замещающей форме. Тогда можно спросить: куда они делись?
В этот момент сессии я был наполнен ответственной тревогой и беспокойством по поводу серьезности того, что с ней произошло. Я смог отметить собственную настороженность в отношении ее дезинтеграции, и оказалось, что я сражаюсь с несколькими вещами. Мое чувство ответственности за то, что случилось, вело к желанию исправить все, что пошло не так, в результате сказанного мной. Когда она сказала, что «раздробила» свое понимание, это было сказано в совершенно безразличной манере – никакой враждебности, никакой тревоги. Ее выражение достигало необычной безэмоциональности, что и оказало на меня провоцирующее воздействие. Ее безэмоциональность вызвала состояние настороженности у меня внутри и приумножила его. В тот момент я оказался заинтересованным состоянием моей психики. Его составляли досада, чувство ответственности и встревоженность. И, казалось, это были как раз те составляющие, которые пропали из ее психического состояния. Если всерьез воспринять вопрос: куда делись исчезнувшие части? – ответ, судя по всему, будет таков: они перешли в другую психику. Казалось, это было довольно прямое перемещение из ее психики в мою. Другими словами, расщепление, которое вызвало ее обедненное состояние, поддерживалось проекцией (и соответствующей интроекцией со стороны аналитика). Я упоминаю это последующее размышление о проективном элементе, потому что моя интерпретация его также имела до некоторой степени драматический результат.
Я проинтерпретировал, что почему-то она подумала, что враждебность проникла в меня, и, следовательно, она боялась моего гнева и давления, а также моей способности отдавать себе во всем этом отчет. Ее настроение изменилось, и она стала беспокойной. Ее безэмоциональность исчезла. Казалось, она вот-вот заплачет, но она ничего не говорила минуту или около того. Затем она сказала мне, теперь довольно взволнованно, что у той пары на улице, которые ругались, был ребенок. И, когда она прошла мимо, ребенок посмотрел на нее (на пациентку) словно бы в испуге, ожидая от нее утешения. Она, пациентка, хотела протянуть руки и взять ребенка.
Итак, после моей интерпретации, ее психика использовала эту сцену снова. Ее психическое состояние больше не было безэмоциональным. Что теперь занимало ее ум? Сцена представляла собой страдающего ребенка, тянущегося к кому-то, кто кажется способным утешить. Гнев все еще присутствует на заднем плане, но на переднем плане оказались руки помощи. Такое впечатление, что эта сцена еще раз стала «замещающим представлением». На этот раз она маскирует вытесненную просьбу о помощи. Можно сказать, что беспокойство и ответственное желание больше не находились во мне, а были снова возвращены в ее психику и стали доступны замещению. Я должен признаться, что в тот момент сессии я не сделал интерпретацию восстановления ее психического состояния таким точно образом, так что я не могу описать реакцию, которая могла бы стать подтверждением (или наоборот).
Я предлагаю этот материал, поскольку он представляет интерес. Он составляет последовательность, в которой пациентка (одна и та же пациентка) переходит от замещающей репрезентации к пустоте, а затем обратно к замещающей репрезентации. Другими словами, в этой отдельной сессии две формы защиты чередуются одна с другой.
Результаты
Если данный материал является убедительным доказательством, я вернусь к вопросам, поставленным выше.
Репрезентация и утрата. Первый вопрос был таким:
i Существует ли различие между защитой, которая допускает измененные репрезентации и защитой, которая не допускает никаких репрезентаций?
Возможно, это самый важный результат; изначально вопрос стоял так: являются ли термины «вытеснение» и «расщепление» просто альтернативными для обозначения сходных клинических феноменов? На основе семантического анализа, мы прогнозировали, что эти защиты представляют собой подлинные альтернативы. Клинический материал, в самом деле, подтверждает – пациентка использует два совершенно разных метода избежать прямого столкновения со своими плохими чувствами по отношению к аналитику. Эти термины действительно охватывают разные семантические пространства. Представляется, что существует четкое различие между защитой, которая использует замещение, и защитой, которая использует аннигиляцию. Неверно обозначать все защиты как вытеснение или как расщепление. Необходимо, и в самом деле возможно, провести существенное разграничение. Клинический материал может служить доказательством, и таким образом, на подобные теоретические вопросы можно действительно найти ответы клинически.
Дефицит Эго. Второй вопрос:
ii Вызывает ли расщепление идентифицируемое изменение (дефицит) в Эго в отличие от структурирования, производимого вытеснением?
Семантический анализ позволил предположить, что расщепление приведет к дефициту Эго. Клинический этап исследования подтвердил, что дефицит заметен, как с точки зрения переживаний пациентки, так и с позиции более объективного наблюдения психического состояния пациентки, которая утрачивает способность проявлять интерес. Будучи в одном психическом состоянии, пациентка способна продуцировать свободные ассоциации, а в другом – неспособна. На самом деле, пребывая во втором психическом состоянии, она вообще не способна осуществлять определенные Эго-функции. Она утратила свои чувства, но также и утратила озабоченность по поводу того, что с ней случилось. Это второе состояние, кажется, является действительно состоянием дефицита, в настоящий момент, проистекающим из расщепления. Эти данные также согласуются с данными, полученными Мелани Кляйн в приведенном выше случае с мужчиной, чья душа опустела, и, следовательно, принимаются как подтверждение их научной достоверности. В моменты, идентифицированные как моменты вытеснения, ее психика продолжала функционировать, продуцируя воображаемые картины и драмы.
Фрейдистское и кляйнианское расщепление. Третий вопрос:
iii Имеет ли расщепление своим следствием связанные части Эго или фрагментированные или аннигилированные составляющие Эго?
В ходе семантического анализа стало очевидно то различие, которое необходимо провести между согласованным расщеплением Эго и фрагментарным или аннигилирующим расщеплением. Клинические данные свидетельствуют о том, что в момент расщепления и утраты психического функционирования процесс, переживаемый пациенткой, был фрагментирующим – «дробящим», говоря ее словами. Это, кажется, совершенно отличается от согласованного разделения частей Эго, которое Фрейд предполагал при фетишизме. Существование согласованного (фрейдистского) расщепления, следовательно, не подтвердилось в этом клиническом материале.
Можно было бы попытаться доказать, что две защиты, действующие в одном Эго, подтверждают согласованное расщепление, где две части Эго оперируют различными механизмами – то есть здесь имеет место фрейдистское расщепление. Однако эти защиты разделены во времени и не возникают вместе, как, например, одновременное вытеснение и отрицание у фетишиста.
Зрелость и незрелость Эго. Четвертый вопрос:
iv Является ли расщепление защитой менее зрелого Эго, по сравнению с тем, которое пользуется вытеснением?
Семантический этап исследования убедительно показал, как у Фрейда, так и у Кляйн, что эти два защитных механизма занимают разные ниши в развитии Эго. Было высказано предположение, что расщепление является защитой незрелого Эго, тогда как вытеснение обнаруживается в зрелом Эго. На самом деле, клинический материал не подтвердил это предположение. Оба защитные механизма могут использоваться одним и тем же Эго (в одних и тех же аналитических отношениях) в один и тот же день. Данные свидетельствуют о том, что эти защитные механизмы не используются дифференцированно в соответствии со зрелостью Эго; одно и тоже Эго использует оба из них. Степень давления, которое ощущает Эго, варьируется в зависимости от обстоятельств.
Можно было бы возразить, что данное конкретное Эго меняло уровни функционирования. Уровень регрессии, казалось, менялся с течением времени и, вероятно, был обусловлена уровнем давления на Эго, а не вызван особыми точками фиксации.
Интенсивность или слабость. В-пятых, мы спрашивали:
v Является ли расщепление интенсивным процессом, или пассивным, происходящим от слабости?
Предположение состояло в том, что ранняя защита, вероятно, носит интенсивный характер. Поскольку различение на раннюю и позднюю защиту не было подтверждено, вопрос необходимо изменить. Фактически, клинические данные свидетельствуют, что в момент давления определенно активный процесс, «дробление», начал действовать. Это производит впечатление очень активного Эго. Безусловно, как до, так и после дробления креативный процесс порождал тонкие символические замещающие репрезентации. В обеих модальностях функционирования это Эго оказывается способным к значительной креативности и, соответственно, к силе проявления, так что слабость, кажется, не является несомненной характеристикой ни одной из защит в этом случае.
Выводы
Я рассмотрел два термина, «вытеснение» и «расщепление», с двух точек зрения, во-первых, концептуально с точки зрения их семантического определения, а во-вторых, возможность их индуктивного различения в клинических феноменах. Сочетание этих методов – семантического определения и клинической демонстрации (indication) – дало подтвержденные результаты. На конкретные вопросы, возникшие в ходе исследования семантического определения, были даны четкие ответы на основе исследования клинических показаний. В то же время были добавлены некоторые новые аспекты дифференциации этих защит.
Сложность, выявленная на семантическом этапе этого сравнительного исследования, оказалась более чем неожиданной, потому что «расщепление» обладает двойственным значением. В клиническом примере кляйнианское расщепление, кажется, было более очевидным, чем фрейдистское. На основании этих результатов, кажется, что, с точки зрения классического подхода мало можно добавить к концептуальному значению расщепления. Действительно, Pruyser и Dorpat, как мы видели, мало используют этот термин, хотя Katan плодотворно применял его в своей объяснительной схеме шизофрении.
Однако кляйнианская точка зрения, кажется, сохраняет значительную объяснительную ценность для представленного клинического материала. В частности, показательный этап исследования действительно обнаружил четкие дифференцирующие характеристики: репрезентация при вытеснении и мощный дефицит Эго при расщеплении. Особые характеристики, установленные на семантическом этапе, в самом деле, могли быть эмпирически показаны на практике, и они подтвердили совершенно независимые защитные состояния Эго. Это ведет к ясному выводу, что кляйнианцы должны быть намного более осмотрительными и использовать термин «вытеснение», когда имеют место замещающие представления, а другие школы не могут предполагать, что «вытеснение» включает шизоидную аннигиляцию наравне с замещающей формацией.
Обнаружение четкого различия между двумя видами расщепления наводит на мысль об одной из наиболее важных кляйнианских статей о психозе, в которой появляются об формы расщепления. Бион (1957) описывал шизофреническое Эго как расщепленное надвое таким образом, как, согласно описанию Фрейда, это происходит у фетишиста: на психотическую и не-психотическую части. Каждая часть оперирует своей защитой: одна использует вытеснение, однако другая использует кляйнианское расщепление (не отрицание). В этой второй части, которая называется психотической, не реальность отрицается или не признается, а происходит обращенная на самого себя атака на Эго, которая точно поражает аппарат восприятия, таким образом, разрушая связь с реальностью. Бион здесь несет ответственность за потенциальную путаницу, поскольку термин «расщепление» применяется к двум совершенно разным функциям одного и того же Эго – (i) к его разделению на две функционирующие части и (ii) к аннигиляции его собственной (перцептивной) связи с реальностью со стороны одной из частей. Сам Бион не высказался ясно в отношении этого двойственного и неопределенного использования термина «расщепления».
Отрицание. Тесно связанное с уже проясненными различиями отрицание, представляет собой дополнительный вопрос, который требует нового и, возможно, сходного с настоящим исследования. Несколько механизмов: вытеснение, расщепление (фрейдистское) и аннигиляция, механизм «отрицания» (‘disavowal’ или ‘denial’) требуют определения, а их отличительные черты – подтверждения в клинически-показательном исследовании. Одним из аспектов подобного предполагаемого исследования был бы вопрос, поднятый, но не до конца проясненный Бионом. Он считает, что утрата реальности психотиком – это процесс расщепления, под которым он подразумевает кляйнианскую аннигиляцию связи с реальностью. Это отличается от отрицания реальности, означающего выключение репрезентаций, производимых нормально функционирующим аппаратом восприятия.
Методы сравнительного психоаналитического исследования. Это исследование достигло определенных результатов при использовании особого метода с целью создать достаточную ясность и четкость, чтобы сделать возможной подлинную полемику относительно двух терминов. Этот метод объединил семантический метод, приводящий к определенным вопросам, на которые можно дать ответ с помощью хорошо отобранного клинического материала. Тот факт, что некоторые из предполагаемых результатов не проявились, означает, что этот метод является подлинным исследованием, а не просто само-предсказанием.
Я не стал поднимать вопрос о том, что считать клиническим подтверждением, по соображениям объема и фокуса данной статьи. Очень может быть, что какое бы то ни было развитие этого метода обязательно должно вести к общепризнанным критериям клинического подтверждения, но это отдельное исследование. Таким образом, хотя это исследование и является ограниченным, оно сделало понятным ряд процессов: вытеснение, фрейдистское расщепление, аннигиляцию, конфликт, а также оно указало на дальнейшее исследование отрицания реальности, атаки на перцептивную связь с реальностью и иную аннигиляцию Эго-функций.
Данный метод сравнительного исследования зависит от возможности найти клинический материал, который может предоставить данные, касающиеся сразу двух исследуемых концептуальных терминов. Следовательно, этот метод требует бдительного отношения к клиническому материалу, который может выразить суть определенных вопросов, возникших из семантического анализа. Подобные клинические данные не могут быть сгенерированы по приказу и требуют клинической зоркости. Степень зоркости, на мой взгляд, может быть достаточной, только если мы снабжены точными вопросами, исходящими из семантического анализа определений. Существует риск, что бдительность при поиске материала серьезно повлияет на способность к непрерывной клинической рефлексии (сравни, рецептивный чистый экран, по Фрейду, или равнозначная формулировка Биона относительно отказа от памяти и желания). Следовательно, следует рекомендовать искать клинический материал, исходя из последующей рефлексии за рамками сессий, или, возможно, после окончания лечения. Это ведет к дополнительным проблемам, особенно к невозможности делать интерпретации, основанные на пост-рефлексии. Обычная гарантия подтверждения или обратного результата в действующем клиническом процессе кажется потерянной. Тем не менее, как в материале случая в данной статье, случайно некоторые размышления внутри сессии оказались релевантными, и таким образом предъявленный материал точно предназначался для данного исследования. Однако этот эпизод был счастливым случаем, и нам необходимо признать подобное удачное стечение обстоятельств ограничением данного метода.
Однако в конце концов есть все основания сделать вывод, что мы можем предоставлять клинические данные для строгого сравнительного исследования между психоаналитическими школами. Следовательно, мы можем надеяться развить более точные методы, которые остаются сравнительными и здравыми перед лицом эмоциональной преданности, которая поддерживает сомнительное изобилие конкурирующих теорий.
Перевод Е. Лоскутовой.
Научная редакция И.Ю. Романова.
Литература
Bion, W.R. 1954 Notes on the theory of schizophrenia. International Journal of Psychoanalysis, 35:113-118. Reprinted in Bion, W.R. 1967 Second Thoughts. New York: Jason Aronson.
Bion, W.R. 1970 Attention and Interpretation. London: Tavistock.
Breuer, Josef and Freud, Sigmund 1895 Studies in Hysteria. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 2. London: Hogarth.
Buirski, Peter 1994 Comparing Schools of Analytic Therapy. New York: Jason Aronson
Dreher, Ursula 2000 Foundations for Conceptual Research in Psychoanalysis.London: Karnac.
Dorpat, Theodore 1979 Is splitting a defence? International Review of Psychoanalysis 6:105-113.
Fairbairn, Ronald 1941 A revised psychopathology of the psychoses and psychoneuroses. International Journal of Psychoanalysis 22:250-279. Reprinted in Fairbarin, W.R.D 1952 Psychoanalytic Studies of the Personality. London: Routledge and Kegan Paul.
Fairbairn, Ronald 1944 Endopsychic structure considered in terms of object-relationships. International Journal of Psychoanalysi, 25:70-92. Reprinted in Fairbarin, W.R.D 1952 Psychoanalytic Studies of the Personality. London: Routledge and Kegan Paul.
Fenichel, Otto 1938 Ego-disturbances and their treatment. International Journal of Psychoanalysis 19:416-438.
Freud, Anna 1936 The Ego and the Mechanisms of Defence. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1900 The Interpretation of Dreams. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 4-5. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1905 Three Essays on Sexuality. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 7. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1911 Psycho-Analytic Notes on an Autobiographical Account of a Case of Paranoia. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 12. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1915a Repression. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 14. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1915b The Unconscious. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 14. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1917 Introductory Lecture 28. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 16. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1921 Group Psychology and the Analysis of the Ego. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 18. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1923 The Ego and the Id. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 19. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1924 The loss of reality in neurosis and psychosis. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 19. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1926 Inhibitions, symptoms and anxiety. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 20. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1927 Fetishism. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 21. London: Hogarth.
Freud, Sigmund 1940 An outline of psychoanalysis. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Volume 23. London: Hogarth.
Glover, Edward 1930 Grades of Ego-Differentiation. International Journal of Psychoanalysis 11:1-11.
Glover, Edward 1938 Ego strength and ego weakness. Paper [resented at the 15th IPA Congress, Paris. Published 1943 as The Concept of Dissociation. International Journal of Psychoanalysis 24:7-13.
Hartman, Heinz 1939 Ego Psychology and the Problem of Human Adaptation. English translation 1958 , New York: International Universities Press.
Hinshelwood, R.D. 1997 The elusive concept of ‘Internal Objects’ (1934-1943): Its role in the formation of the Klein group. International Journal of Psychoanalysis 78:877-897.
Hinshelwood, R.D. 2006 Melanie Klein and repression: An examination of some unpublished notes of 1934. Psychoanalysis and History 8:5-42.
Janet, Pierre 1892 ?tats mental des hyst?riques. Pari: J. Rueff
Klein, Melanie 1930 The importance of symbol formation in the development of the ego. International Journal of Psychoanalysis 11:24-39. In The Writings of Melanie Klein, Volume 1. London: Hogarth.
Katan, Maurits 1954 The importance of the non-psychotic part of the personality in schizophrenia. International Journal of Psychoanalysis, 35:119-128.
Klein, Melanie 1935 A contribution to the psychogenesis of manic-depressive states. International Journal of Psychoanalysis, 16:145-174. In The Writings of Melanie Klein, Volume 3. London: Hogarth.
Klein, Melanie 1946 Notes on some schizoid mechanisms. International Journal of Psychoanalysis 27:99-110. In The Writings of Melanie Klein, Volume 3. London: Hogarth.
Klein, Melanie 1957 Envy and Gratitude. The Writings of Melanie Klein, Volume 3. London: Hogarth.
Kohut, Heinz 1971 The Analysis of the Self. New York: International Universities Press.
Laplanche and Pontalis 1973 The Language of Psychoanalysis. Lonodn: Hogarth Press.
Myers W.H.F 1904 Human Personality and its Survival of Bodily Death. London: Longmans, Green.
Pruyser, P. 1975 What splits in ‘splitting’? Bulletin of the Menninger Clinic.39:1-46
Sandler, Joseph (ed.) 1988 Projection, Identification, Projective identification.London: Karnac.
Sandler, Joseph and Sandler, Anne-Marie 1998 Internal Objects Revisited.London: Karnac.
Winnicott, Donald 1945 Primitive emotional development. International Journal of Psychoanalysis 26:137-143. Reprinted in Winnicott, Donald 1958 Through Paediatrics to Psychoanalysis.London: Tavistock.
[1] Hinshelwood, R.D. (2008) ‘Controversy is the growing point’. Repression and splitting, and methods of conceptual comparisons. IJPA, v. 89, 3: 503-521.
Самая ранняя версия данной статьи была представлена на научном заседании Британского психоаналитического общества в сентябре 1999.
[2] Ведется дискуссия относительно значений слов «denial» и «disavowal». Представляется благоразумным следовать прекрасному обзору терминов Лапланша и Понталиса, и придерживаться того, что «disavowal» во всех необходимых аспектах синонимично «denial» (Laplanche и Pontalis 1973).