Психоанализ, общество и психоаналитики

Романов И.Ю.

В данной статье мне бы хотелось остановиться на трех аспектах темы «психоанализ и общество»: во-первых, я постараюсь рассмотреть сам психоанализ как общественное явление, во-вторых, предложу краткий перечень проблем, в исследовании которых психоанализ как «социальная наука» занимает важное место, и в-третьих, я представлю свое понимание психоаналитической позиции и попытаюсь обосновать ту точку зрения, что именно формирование, поддержание и использование психоаналитической позиции является наиболее значительным вкладом психоанализа в социальное исследование, а значит и в разрешение социальных проблем.

1. Психоанализ в обществе

Кажется очевидным, что психоанализ возникает в обществе, функционирует в нем или же наоборот, не может существовать в тех или иных социальных условиях. И тем не менее факт этот вряд ли можно назвать хорошо изученным. Известно, что общества определенного типа не оставляют места психоанализу. Германия времен национал-социализма, Советский Союз от сталинизма до брежневского застоя – это лишь наиболее известные примеры государств, враждебных психоанализу. Оба режима, фашистский и коммунистический, не принимали учение Фрейда по идеологическим соображениям: для одного оно было «унижающей человеческое достоинство еврейской наукой», для другого – апофеозом «буржуазного индивидуализма и биологического редукционизма». Однако методы «репрессии» психоанализа были различны. Если национал-социалистам потребовались костры из книг Фрейда, арест и изгнание их автора и его семьи, то большевики подобных демонстративных акций в случае с психоанализом избежали. Никаких процессов над «психоаналитиками-вредителями», никаких «психоаналитических извращений в системе». Просто-напросто в новом обществе не осталось возможностей для психоаналитической практики, для профессии и роли психоаналитика. Проблема психоанализа была решена сама собой (48; 24).

Существуют и другие примеры как «тихого» вытеснения психоанализа из общественной жизни, так и прямых репрессий против него. По-видимому, психоанализ несовместим с теократическими, фундаменталистскими да и просто «религиозно-центрированными» обществами.[1] С другой стороны, во многих случаях он весьма успешно развивался в государствах с авторитарными политическими режимами, например, в Аргентине. Здесь, по мнению аргентинского психоаналитика А. Бенджамина, кабинет психоаналитика зачастую оставался последним прибежищем свободы слова и мысли.

Следует развеять миф о том, что для успешного развития психоанализа необходимо экономическое благосостояние, а также политическая и социальная стабильность. Думаю, миф этот ведет свое происхождение от той критики, которой подвергся американский психоанализ – воспринимаемый как атрибут «истэблишмента» – в 60-е и 70-е годы. Речь идет о весьма специфическом образе психоанализа и психоаналитика, который возник как благодаря соответствующему позиционированию себя американской, адаптивно направленной версии психоанализа (эго-психологии), так и под воздействием ее радикальной «политической» критики, поддержанной новыми школами психотерапии и практической психологии. Однако в исторической перспективе идея о психоанализе как игрушке для богатых в обществе благосостояния не выдерживает критики. Как выразительно называл свой доклад Дж. Кафка, «Психоанализ никогда не развивался в «среднеожидаемом окружении» (7). Все выглядит с точностью наоборот: большая часть важнейших психоаналитических открытий, большая часть нововведений в технике психоанализа и психоаналитическом обучении были сделаны в довольно трудных экономических и социальных условиях: в Австрии и Германии после Первой мировой войны, в Великобритании во время и после Второй мировой и т.д. Конечно, и психоаналитик, и пациент нуждаются в определенном уровне социальной стабильности и экономического благополучия, однако значение этого фактора не следует переоценивать. Достаточно вспомнить, какую роль сыграла социальная направленность психоанализа в его распространении в послевоенной Германии или в Израиле времен становления государства, чтобы понять, что фактор «стабильности и благополучия» отнюдь не определяющий.

Итак, подводя промежуточный итог, следует сказать, что важнейшим условиям развития психоанализа в обществе является свобода. Причем тезис этот можно уточнить: общество должно разделять ценность свободы (свободы слова, свободы совести, свобод личности) и оно должно давать возможность реального осуществления свобод. Так, для развития психоанализа совершено необходима свобода объединений, позволяющая оформиться соответствующему сообществу и осуществлять подготовку и контроль за работой психоаналитиков (28). Психоанализ закономерно возникает в пространстве частной медицинской практики, и для его нормального функционирования необходима возможность договорных отношений (между аналитиком и пациентом, кандидатом и институтом и т.д.), в которые государство не только не вторгается, но безопасность которых оно гарантирует. Хорошо известным историческим примером нарушения этого правила, является «огосударствливание» психоанализа в Советском Союзе 20-х годов. К чему оно привело, так же хорошо известно.

Кроме этих условий некоторые авторы указывают, в частности, на необходимость присутствия в обществе некой «модернистской» идеологии критики субъекта и сознания (28). Эта точка зрения совпадает с фрейдовским пониманием психоанализа как «удара по нарциссизму». Безусловно, для приятия психоанализа обществом, такая «само-критичная» позиция должна в нем существовать и более того – быть востребованной. Однако здесь стоит различать психоанализ как культурное и социальное явление и психоаналитиков как людей, имеющих определенные взгляды и мировоззрение. Например, мне кажется совершенно очевидным, что психоанализ возникает и развивается в обществах, которые пережили событие, названное Ницше «смертью Бога». Данное высказывание констатирует и снижение социальной значимости церкви, и некий философско-антропологический кризис: «смерть Бога» влечет за собою крушение определенной идеи человека, углубляющийся и расширяющийся процесс критики традиционных идеологий и метафизических систем (собственно то, что Фрейд и обозначил как «удар по нарциссизму»). Однако на уровне отдельного психоаналитика ситуация выглядит несколько иначе: среди современных психоаналитиков мы можем найти как «ортодоксальных атеистов» (по выражению Р. Хиншелвуда), так и тех, кто пытается обосновать религиозную веру с помощью психоаналитических концепций: «переходного объекта» (Ризутто), «врожденной агрессии» (Кернберг) и т.д.[2] Давно отмечено, что психоаналитическая практика и исследовательская работа почти полностью независимы от философских воззрений аналитиков. Р. Уэлдер писал: «Я не знаю, какое различие для понимания психоаналитика или его мастерства будет иметь то, является ли он, как Фрейд, атеистом и верит при этом, что единственная существующая, или по крайней мере имеющая для нас значение, реальность доступна нашим органам чувств, или же он верит, что существует другая реальность, находящаяся по ту сторону доступного нашим ощущениям мира и более важная для нашей судьбы. Ни одна из этих позиций не может быть доказана, их выбор скорее зависит от темперамента. /…/ Сходным образом я не понимаю, какое может иметь значение, верит ли психоаналитик в прогресс – его возможность или неизбежность – на основе Разума» (68, p.619). Пожалуй, с ницшевской точки зрения подобный релятивизм как раз и означает, что «Бог умер». Однако я бы подчеркнул здесь другой аспект: психоанализ подразумевает плюрализм – мнений, мировоззрений, психических сил, – он нуждается в широко и фундаментально понимаемой демократии.

Свобода, уважение к границам личности и групп людей, широко понимаемая демократия или плюрализм – все это не только внешние условия, в которых психоанализ может возникать и развиваться, но и внутренняя ситуация, в которой находятся психоаналитик и пациент. Для последнего этого является скорее целью, чем исходным состоянием: психоанализ помогает в обретении душевной свободы, в принятии своих и уважении чужих границ, в понимании и интеграции различных частей своего внутреннего мира и жизненного опыта. Наверное, этим и объясняется его чувствительность к наличию этих ценностей и условий в окружающей социальной среде.

Наряду с этим нужно отметить, что в истории западноевропейского общества психоанализ возникает как раз тогда, когда со всеми этими «вещами» – свободой, демократией, границами личности – начинают возникать серьезные проблемы. В эпоху, которую принято сегодня называть «кризисом модерна», эти категории ставятся под вопрос. Становится очевидным, сколь опасна абсолютная и неподконтрольная свобода, и, с другой стороны, к чему приводят ее ограничения. Плюрализм легко становится хаотичным и глухим, а попытки привести разноголосицу мнений и интересов к общему знаменателю выглядят все более несправедливыми. И так далее. Возможно, этот кризис объясняет нам социальную предопределенность психоанализа: он возникает там и тогда, где социальные ценности свободы, плюрализма и уважения к границам личности все еще легитимны, но оказываются труднодостижимыми для отдельного индивида. С социологической точки зрения мы можем сказать, что на определенном историческом этапе западное общество вырабатывает внутри себя некую рефлексивную функцию, с соответствующими ей ролями и позициями, что позволяет индивидам становиться внутри этого общества более автономными, независимыми и целостными.

Последнее, о чем мне бы хотелось сказать в данном разделе, это сообщество психоаналитиков. На мой взгляд, учрежденная Фрейдом Международная психоаналитическая ассоциация (IPA) была не меньшим его свершением, чем открытие бессознательного. Конечно же я не имею в виду исключительно современную IPA, а подразумеваю сам принцип, на основе которого сегодня существуют многие и многие психоаналитические и психотерапевтические объединения. Французский психоаналитик Ф. Рустан сказал как-то, что «психоаналитическое сообщество – это противоречие в определении». Наверное, здесь присутствует доля истины: все мы, посвятившие себя психоаналитической практике, львиную долю своего времени отдаем небольшому количеству пациентов, с ними мы создаем свои теории, мифы и «объединения». Опыт этот настолько уникален, что соотнести его с чужим, а иногда и просто представить широкой аудитории, очень непросто. Но все же большая правота принадлежит здесь Фрейду. Если попытаться эксплицировать его точку зрения, наверное, она звучала бы так: «нет психоанализа без психоаналитического сообщества»[3]. Думаю, для большинства из тех, кто работает в этой области, тезис этот не нужно доказывать. Ни обучение психоанализу, ни каждодневная психоаналитическая работа не могут осуществляться без участия личного аналитика, супервизора, коллег, в совокупности составляющих ту «третью сторону», что позволяет психоаналитику видеть аналитический процесс стереоскопически и тем самым позволяет этому процессу развиваться. Другой момент связан с тем, что ни обучение психоанализу, ни психоаналитическая практика не могут в полной мере осуществляться в большинстве устоявшихся институтов, будь то университеты или клиники. Так было во времена Фрейда, так по большей части происходит и сейчас. Поэтому психоаналитические объединения стоят на страже чистоты и целостности психоаналитической практики, не позволяя разобрать ее по частям на основе сложившихся университетских и клинических табуляций. По большому же счету, можно сказать, что эти сообщества призваны обегать от грубых вмешательств сложный и хрупкий психический мир человека, его интимность и приватность.[4]

 

 

2. Психоанализ об обществе

 Данный раздел будет по необходимости фрагментарным, т.к. тема психоаналитических социальных исследований требует отдельного рассмотрения, выходящего за рамки статьи. Я постараюсь лишь тезисно указать на наиболее значительные достижения психоанализа как «социальной науки».

Прежде всего следует обосновать данное определение: «психоанализ как социальная наука». Фрейд писал в работе «Психология масс и анализ человеческого Я»: «В психической жизни человека всегда присутствует «другой». Он, как правило, является образцом, объектом, помощником или противником, и поэтому психология личности с самого начала является одновременно также и психологией социальной в этом расширенном, но вполне обоснованном смысле» (36, с. 422). Можно сказать, что основатель психоанализа «социологизировал» человеческую психику, но не в марксистском смысле, сводящем душевную жизнь к отчужденным социальным процессам, а с помощью описания динамики внутренней социальности души: конфликтов между инстанциями Я, Оно и Сверх-Я, отношений между Я и Я-идеалом, процессов проекции, интроекции и идентификации, и т.д.[5] Следует отметить, что эта тенденция достигла своего апогея в работах психоаналитиков кляйнианского круга, для которых указанная внутренняя социальность стала изначальной и основополагающей характеристикой психики.[6] Подобная постановка вопроса позволила Фрейду расширить сферу применения психоанализа на традиционные области социологии, социальной психологии, культурной антропологии и других наук об обществе.[7] В цикле работ ему удалось заложить основы психоаналитического исследования социальных процессов и указать основные проблемы, которые могут стать предметом такого исследования. К таким проблемам относились: процессы идентификации в группах («Психология масс»), инстинкт смерти и агрессия в обществе («Переписка с А. Эйнштейном», «Недовольство культурой», «Почему война?»), взаимовлияние социальных и индивидуально-психологических процессов в онтогенезе и истории («Тотем и табу», «Человек Моисей»), религиозные верования («Тотем и табу», «Будущее одной иллюзии», «Недовольство культурой», «Человек Моисей»).

В дальнейшем идея применения психоанализа в поле социальных исследований была подхвачена психоаналитиками, воодушевленными идеями марксизма (31). Одним из первых в этом ряду следует назвать В. Райха, который наметил путь изучения влияния общества на формирование и искажение структуры характера (20; 21). Такого рода исследования, конечно, на основе гораздо более изощренной методологии, практикуются и поныне (1; 3; 8). Особая роль в понимании психоанализа как социальной науки принадлежит представителям т.н. «франкфуртской школы социальных исследований», а также тем психоаналитикам, социологам и философам, которые в разное время сотрудничали с Франкфуртским институтом социальных исследований и в разной степени находились под влиянием его методологии. Среди последних достаточно упомянуть Э. Фромма, предложившего свой вариант синтеза психоанализа и социальной философии марксизма в теории социального характера, и, что не менее важно, представившего один из наиболее известных вариантов «психоаналитической социальной критики» в работе «Бегство от свободы» (39). И хотя, как отмечают многие авторы (31), поздние работы Фромма нельзя назвать ни марксистскими, ни психоаналитическими, его вклад в разработку данной тематики неоспорим.

Г. Маркузе, Т. Адорно, М. Хоркхаймер – философы, благодаря которым значение психоанализа как социальной науки было утверждено и обосновано. «Фрейдовская индивидуальная психология, по существу, является социальной психологией», – заявлял Маркузе в работе «Эрос и цивилизация» (15). Предметом критики этих авторов выступал проект синтеза психоанализа и социальной науки, представленный в работах т.н. «неофрейдистов» – Э. Фромма, К. Хорни, Г. С. Салливана и др. Точка зрения последних выглядела довольно просто: психоанализ как индивидуальная психология должен быть дополнен марксистской (или другой) теорией общества. При этом, естественно, фрейдовские работы об обществе и культуре отбрасывались как неправомерное расширение закономерностей индивидуальной психологии. Для философов франкфуртской школы все выглядело иначе: изучая психику отдельного человека, Фрейд открыл глубокие, социальные по своей природе законы, которые затем смог применить в описаниях общества как такового. Единственной его ошибкой было признание наличного состояния общества исторической константой. Поэтому необходимо не «дополнять» фрейдовскую теорию социальной, а напротив, выявить имплицитно содержащийся в ней социологический и исторический смысл (15; 6). Важным моментом, сближающим психоанализ и «критическую теорию общества» (разрабатываемую представителями Франкфуртского института) считался эмансипирующий характер психоанализа как науки: в отличии и от естественных, и от гуманитарных наук психоанализ и критическая теория изменяют предмет своего изучения, причем изменяют в направлении освобождения – от симптомов и торможений, заблуждений и социального принуждения (2).

Если классики франкфуртской школы основное внимание уделяли «прикладным» работам Фрейда, то современные ее представители, такие как психоаналитик А. Лоренцер и философ Ю. Хабермас, восстанавливают центральное значение психоаналитической практики (9; 41). Так, Лоренцер определяет клинический психоанализ как «глубинную герменевтическую социологию» (16, с. 26). Именно такое понимание, по его мнению, может послужить мостом между психоанализом и социальными науками. В том же случае, если один из членов этого уравнения понимается объективистски, в духе естествознания, никакой синтез становится невозможным.[8] Характеризуя современное увлечение психоаналитиков эмпирическими медицинскими исследованиями, Лоренцер пишет о трагикомедии, «которая заключается в том, что в тот период, когда социология, оставляя в стороне количественные методы, обращается к качественному анализу содержания, психоанализ уступает свое право первой по рождению геременевтической эмпирической науки в обмен на жалкое признание в качестве естественной науки второго сорта» (16, с. 25). В том же духе рассуждает и Хабермас, предлагающий считать герменевтически понимаемую психоаналитическую практику (в отношении которой у самого Фрейда существовало «сциентистское самонепонимание») не только эмансипирующей наукой par exelence, но и своеобразным этическим усилием, позволяющим человеку оценить свою жизнь в целом и как целое (41; 40).

Особым ответвлением франкфуртской традиции можно считать метод группового анализа, разработанный С. Фулкесом. Эмигрировавший в Великобританию Фулкес еще в Германии сотрудничал с Франкфуртским институтом. В Англии он поддерживал тесные отношения с известным социологом и историком Н. Эллиасом, работавшем в сходной методологии. Группаналитическое понимание человека как ячейки социальной матрицы, а симптома – как некой де-социализированной части психического опыта, выглядит вполне марксистским, с тем единственным психоаналитическим дополнением, что под «социальным» здесь понимаются прежде всего семейные отношения (53).

Последним значительным прорывом в развитии данной темы, который мне бы хотелось здесь упомянуть, стала психоаналитическая теория объектных отношений, разработанная М. Кляйн и У. Бионом. В связи с идеей врожденных объектных отношений представление о «социальной природе человека» приобрело фундаментальный и одновременно динамический характер. Благодаря этому стало возможным одновременно исследовать человека с точки зрения его непрерывной, осознанной или бессознательной включенности в ту или иную группу, реальную или воображаемую, и – рассматривать саму группу как конституируемую индивидами через процессы проективной и интроективной идентификации (49; 61; 56). Последнее позволило открыть новое измерения в исследовании социальных структур и процессов, а также в соответствующей терапевтической и консультационной практике. Примерами могут служить, деятельность Тэвистокского института человеческих отношений, разработанный Бионом метод групповой психоаналитической терапии, метод консультирования институтов и организаций (59; 64), а также использование психоанализа в понимании политических процессов (54; 66; 29).

Подытоживая, мне бы хотелось представить краткий перечень тем, в исследовании которых, на мой взгляд, «психоанализ как социальная наука» достиг определенных результатов и по-прежнему является перспективным методом.

 

1)       Влияние общества и семьи на формирование и изменение характера; социальные типы характера; значение социальных и исторических изменений в этом процессе. Такого рода исследования развивались от пионерских работ В. Райха и Э. Фромма, через более сложные социологические методы Т. Адорно к современным качественным глубинным подходам. Другим направлением исследования этой темы является исторический и культурологический срез. Работы таких психоаналитиков, как Э. Эриксон и Л. Демоз, «психоаналитически заинтересованных» социальных ученых М. Мид и Н. Эллиаса и многих других позволяют посмотреть на данную проблему во временной и географической перспективе. Это кажется особенно актуальным «здесь и сейчас»: мы сегодня сталкиваемся с трансформацией социальной системы в нашей стране, но весь западный мир, возможно, имеет дело с еще более масштабными изменениями. Так, например, некоторые авторы ставят вопрос о том, предлагает ли современное диффузное общество свою версию социального характера, и не ее ли отсутствием вызвано возрастающее количество т.н. личностных расстройств (8, с. 202).

2)       Бессознательное измерение социальных структур и процессов; исследование больших и малых групп, институтов, обществ и политики. Помимо уже упомянутых работ представителей британской школы объектных отношений, здесь можно вспомнить труды О. Кернберга, посвященные регрессивным процессам в группах и обществах, работы В. Волкана и других авторов об исторических травмах и т.д. (32; 19).

3)       Процессы социализации и «индивидуации», происходящие в первичной социальной матрице – семье; изменения структуры семьи и методов воспитания, их влияние на нормальное и патологическое развитие; раннее развитие ребенка. Все эти темы безусловно психоаналитические и безусловно социальные. Здесь психоанализ может служить не только исследовательским методом, но и практическим инструментом (воздействие которого  в свою очередь становится предметом изучения).

4)       Важным методологическим вкладом психоанализа в социальные науки стало введение в широкий оборот исследований отдельных случаев. Кэйс-хистори, психобиографии, глубинные интервью – все эти психоаналитические методы помогают нам увидеть многие текущие и прошлые социальные проблемы в совершенно новом ракурсе.

5)       И наконец психоанализ чем дальше тем чаще выступает в качестве особой методологии социального консультирования. Консультирование и супервизирование организаций, работа в режиме терапевтических сообществ, политическое консультирование, группаналитическое исследование социальных конфликтов и другие виды социальной практики все больше осваиваются психоаналитиками. На мой взгляд, потребность в такого рода работе чрезвычайно велика и в нашем обществе. Однако существует важная проблема, препятствующая реализации таких программ: чтобы работать психоаналитически, необходимо быть психоаналитиком, что, на мой взгляд, означает прежде всего способность поддерживать в себе психоаналитическую позицию и идентичность. К этой теме я и перехожу.

 

3. Позиция психоаналитика

 Оценивая значение психоанализа для социологии и этнологии, многие авторы отмечают, что наиболее весомым его вкладом в эти науки является отнюдь не теоретические концепции, а психоаналитический клинический метод (60). Подразумевается, что именно в «клинической лаборатории» психоаналитиками был тщательно разработан качественный исследовательский метод, позволяющий учитывать и использовать субъективность наблюдателя в функции инструмента познания. В применении к психоаналитической практике данная идея была впервые сформулирована З. Фрейдом в его заметках о «бессознательной коммуникации» между пациентом и аналитиком (38), а впоследствии детально разработана в работах аналитиков, изучавших феномен контрпереноса (46). В методологическом плане следует упомянуть концепцию немецкого психоаналитика Г. Аргеландера, по мнению которого позиция «участвующего наблюдения» позволяет получать от пациента информацию трех типов: объективную, субъективную (связанную с собственными переживаниями наблюдателя во взаимодействии с пациентом) и ситуативную или сценическую (относящуюся к разыгрываемым здесь и сейчас отношениям) (11, с. 228). Сегодня понимание принципов психоаналитического познания все больше расширяется и уточняется, и в такой форме находит применение далеко за пределами клинической практики.

Так, Р. Хиншелвуд выделяет следующие аспекты психоаналитического клинического исследования (60, с. 17):

1)    равномерно распределенное внимание, непредвзятое наблюдение;

2)    тщательное исследование субъективного опыта наблюдателя;

3)    способность рефлексировать и размышлять об опыте в целом;

4)    понимание бессознательного измерения наблюдаемых явлений;

5)    формулировка интерпретаций, которые позволяют верифицировать (или фальсифицировать) заключения психоаналитика.

 Как отмечает автор, только последнее измерение психоаналитического метода – интерпретации – присутствует исключительно в клиническом сеттинге; все остальные могут использоваться и вне него. В частности, в психоаналитически ориентированной социологии, о которой пишет Хиншелвуд, подобный метод участвующего наблюдения существенно дополняет такие более традиционные инструменты, как вопросники, интервью, полевые наблюдения, анализ деятельности, а также те, что пришли из практики коммерческого консультирования.

Остановимся подробнее на вышеперечисленных аспектах.

Равномерно распределенное или свободно парящее внимание – определение, принадлежащее Фрейду. По мнению основателя психоанализа, способность аналитика устранять произвольное внимание и запоминание позволяет установить ту самую «бессознательную коммуникацию» с пациентом, в которой психика аналитика служит «чувствительной мембраной» при восприятии чужих душевных процессов. Впоследствии эта фрейдовская идея была развита и даже радикализирована У. Бионом в представлении об аналитике «без памяти и желания» (50) и в более поздней концепции «негативной способности». В целом данные принципы подчинены задаче превращения психики аналитика в инструмент непредвзятого наблюдения, что для Фрейда было синонимом научного познания вообще, а в поздних работах Биона приобретало несколько мистический оттенок. Важно отметить, что подобное «культивированное незнание» не служит оправданием лености аналитика. Также о нем нельзя говорить как о данности, которой можно достичь раз и навсегда. Речь идет скорее о векторе, постоянно воспроизводящемся усилии очищения своего сознания от всех предвзятостей и предрассудков, чтобы дать место новому, приходящему от другого субъекта, знанию. Очень похожие рекомендации мы можем обнаружить в работах некоторых этнографов и антропологов (17). Пожалуй, отличие психоаналитической точки зрения заключается в учете феномена разыгрывания (или ролевой отзывчивости), за счет которого нейтральная позиция аналитика всякий раз с неизбежностью нарушается, и потому нуждается в постоянно возобновляемом восстановлении.

Исследование собственного субъективного опыта – одна из важнейших задач аналитика. Как отмечает Хиншелвуд, лучшим способом отточить это умения является практика личного анализа, и насколько это возможно к ней следует прибегать всем психоаналитически ориентированным исследователям. Этой точки зрения придерживаются многие специалисты в области психоаналитической социологии (64), психоистории (5) и других дисциплин. Сложные, порой малозаметные реакции контрпереноса способны пролить немало света на объект психоаналитического познания, будь то внутренний мир другого человека или структура института. С другой стороны, они могут быть и существенной помехой пониманию, затрудняя непредвзятое наблюдение (см. предыдущий пункт). И поскольку нет лучшего способа разобраться в хитросплетениях собственных переживаний, чем личный анализ, он же является и наиболее подходящем методом для подготовки исследователей в соответствующих областях.

Размышление об опыте в целом – пожалуй, ближе всего соотносится со «сценическим пониманием» Аргеландера.[9] Речь идет о необходимости оценивать разные уровни и стороны опыта, не только вербальную информацию, но и действия, мимику, жестикуляцию, микро- и макро-разыгрывания и т.д., уровни, зачастую находящиеся друг с другом в отношениях конфликта.

Здесь я бы хотел сделать небольшой комментарий о концепции разыгрывания (enactment) и/или отыгрывания внутри (acting in). В работах таких современных аналитиков, как Б. Джозеф, Дж. Сандлер, П. Фонаги и др. под разыгрыванием понимается не только выражение каких-либо переживаний через действия, но также и главным образом экстернализация внутренних объектных отношений в словах, действиях, эмоциональной атмосфере, реакциях переноса и контрпереноса. С этой точки зрения разыгрывание неизбежно, и оно всегда уже здесь, т.е. чаще всего – предшествует осознанному и разумному пониманию. Сквозь его призму всё, в том числе интерпретации или другое участие аналитика, может приобретать значение действий и взаимодействий. На долю аналитика – или исследователя – остается лишь возможность новых и новых отступлений, выходов во внешнюю рефлексивную позицию, из которой может быть описан опыт в целом, включая бессознательное участие наблюдателя.

Понимание бессознательного измерения – остается главной задачей, коль скоро мы ведем речь о психоаналитическом исследовании. Бессознательное является фокусом, предметом изучения, хотя на пути к нему внимание направлено на самые разные явления. В клинической работе это кажется очевидным, однако не менее важно следовать этому принципу и в «прикладных исследованиях». Сегодня мы с полным правом можем говорить о групповом или социальном бессознательном, о бессознательной структуре институтов, о бессознательных социальных процессах и т.д. В то же время, не стоит упускать из виду, что, как говорил Бион, довольно часто бессознательное – это самое очевидное. Если мы понимаем его не чисто описательно, а динамически (в чем, собственно, и заключалось открытие Фрейда), мы должны учитывать, что сознание активно противодействует обнаружению бессознательных сил и явлений, и в отношении общества это противодействие будет проявляться точно так же (если не сильнее), как и в случае индивидуальной терапии.

Наконец, формулировка интерпретаций – по мнению Хиншелвуда имеет место исключительно в клиническом сеттинге. В практике психоанализа мы действительно имеем возможность делать интерпретации, выдвигая их в качестве неких гипотез, а затем получать от пациента их подтверждение или опровержение. Важно при этом, что такая верификация не выражается прямо, как исходящее от пациента «да» или «нет». Любой аналитик прекрасно знаком с ситуацией, когда «да» является фальшивым приспособлением, а «нет» – косвенным, через отрицание, признанием. В действительности подтверждение или опровержение психоаналитических гипотез\интерпретаций процесс более тонкий. Мы убеждаемся в истинности интерпретации, когда в ответ на нее получаем от пациента новый, расширяющий наше понимание материал. Кроме того, в отдаленной перспективе (а иногда и довольно быстро) мы можем наблюдать изменения, происходящие в результате интерпретации: изменяются симптомы, изменяется поведение пациента и, что еще более важно, изменяется наше с ним взаимодействие – отношения переноса-контрпереноса. В индивидуальном анализе это так. Но всегда ли мы лишены этих возможностей в обществе? Да, если ли речь идет о сугубо исследовательской работе. Нет, если речь идет о групповой терапии, консультировании или супервизировании организаций и тому подобных видах работы. Конечно, чем дальше мы от уровня индивида, тем большим количеством условий сопровождается предоставление интерпретаций (64), однако и с отдельным человеком мы ведь не разбрасываемся ими без разбору и не придаем им магического значения. Что же можно сказать об обществе в целом? Трудно спорить с Фрейдом, писавшим: «кто обладает таким авторитетом, чтобы лечить массу?» (перефразируя, можно сказать, что тот, кто обладает, как правило, лечить не собирается). И тем не менее, как я уже упоминал, родство психоанализа и социологии (по крайней мере – критической социальной теории), заключается в том, что и аналитик, и социолог вправе надеяться на позитивные изменения, к которым приведет анализ и понимание ситуации. Примеры Э. Фромма, А. Митчерлиха, Ф. Форнари, Х. Сигал и многих других аналитиков показывают нам, что своеобразная интерпретация социальных процессов, с надеждой быть услышанным, возможна. Более того, как подчеркивает Сигал, она становится необходимостью в ситуациях, когда молчание становится «настоящим преступлением».[10]

Здесь кажется уместным перейти к характеристике некоторых этических аспектов позиции аналитика. В работе «О любви в переносе» Фрейд отмечал, что этика в психоанализе неотделима от техники.[11] Это означает, что в исследовании психических (или социальных) процессов аналитик руководствуется не застывшими моральными догматами, но правилами, единственно дающими возможность обнаружить бессознательные силы и иметь с ними дело. Обсуждая работы таких аналитиков, как Дж. МакДуггал, Ж. Шоссге-Смиржель и Г. Этчегоен, П. Куттер суммирует эти правила в следующем перечне (11):

  • психоаналитическая позиция идентична поиску истины;
  • она характеризуется более серьезным интересом к психической реальности, чем к окружающему миру;
  • она не оставляет без внимания как опасность возникновения терапевтического честолюбия, так и неконтролируемого злоупотребления властью над пациентом.

Фрейд не уставал повторять, что психоаналитическое лечение зиждется на любви к истине. При этом необходимо иметь в виду, что психоанализ озабочен познанием истины внутреннего мира в гораздо большей степени, чем внешней конвенциональной реальностью. Это делает этическую позицию аналитика чрезвычайно неудобной, зачастую противоречащей обычным социальным нормам (65). И наконец эта позиция подразумевает сдержанность аналитика, систематическое следование «правилу абстиненции» – как в отношении более или менее очевидного использования другого человека для удовлетворения своих желаний, так и в применении к неявным формам «врачебного энтузиазма». Кажется парадоксальным, что для того, чтобы хорошо работать, аналитик должен «не хотеть» вылечить пациента и даже «не хотеть» быть хорошим аналитиком (51). Однако парадоксальность эта, возможно, станет более ясной, если мы поймем ее как продолжение исследовательской установки. Коль скоро в человеке существуют силы, неподвластные нашим желаниям, мы можем лишь познать их и принять. Важно, что такая сдержанность не означает отстраненности. Мы не хотим подталкивать индивида или общество к желаемым изменениям, но мы верим, что такие изменения им под силу, и мы на это надеемся.

 

Итак, общий вывод, который мне бы хотелось сделать, таков: наиболее существенной частью психоаналитических социальных исследований и соответствующей им практики является психоаналитическая позиция (или установка). Она включает в себя способность к равномерно распределенному вниманию или непредвзятому наблюдению (что является расширением понятия «нейтральность»), к исследованию собственной субъективности (на аналитическом жаргоне, «работе с контрпереносом»), к изучению опыта в целом, включая его невербальные, аффективные и «отношенческие» аспекты, к пониманию бессознательного измерения наблюдаемых явлений, к предоставлению интерпретаций, могущих привести к изменениям, но без насильственного к ним подталкивания (в этом состоит один из смыслов психоаналитического «правила абстиненции»). С точки зрения теории психоанализа такая установка может быть концептуализирована в терминах «депрессивной позиции» (Кляйн), «триангулярного пространства» (Бриттон) или «рефлексивного пространства» (Хиншелвуд). С точки зрения психоаналитической этики она включает в себя поиск истины, внимание к внутренней реальности и сдержанность.

Я считаю так понимаемую психоаналитическую позицию необходимой не только в индивидуальном анализе и не только в социальных исследованиях. Без нее не может обойтись никакая психоаналитически ориентированная практика социального, организационного или политического консультирования, супервизирования институций и т.п. Достаточно примеров тому можно найти в специальной литературе по данным направлениям работы (64). Кроме того, я думаю, что большая часть выступлений Фрейда на социально-политические темы представляют собой превосходные образчики суждения из аналитической позиции.

Аналитическая позиция с огромным трудом вырабатывается и очень легко теряется. Все трудоемкие этапы психоаналитического образования, все многоуровневые системы наблюдения за психоаналитической практикой и ее контроля подчинены этой непростой задаче. Выполнять ее призвано профессиональное сообщество, и здесь я снова возвращаюсь к первому разделу статьи. Не хочу утверждать, что существующие психоаналитические ассоциации выполняют свою задачу идеально. Напротив, сегодня они зачастую критикуются как раз за то, что иногда мешают развитию необходимых для аналитической работы навыков (62; 30). Как и всякая социальная структура, психоаналитическое сообщество время от времени нуждается в реформировании, и оно действительно происходит. Что никоим образом не отрицает тезис, который я снова хочу повторить: психоанализ это то, что делает психоаналитик, включенный в психоаналитическое сообщество (перефразируя Дж. Сандлера).

В заключение, отмечу, что аналитическая позиция востребована не только психоаналитиками. Короткий пример, который я бы хотел здесь привести, это программа наблюдения за организациями, организованная в Лондоне Р. Хиншелвудом для врачей-психиатров (60). Данный проект носил обучающий характер и был подчинен актуальной социальной задаче: будущие психиатры должны работать в учреждениях, которые по всеобщему мнению нуждаются в реформировании, причем нарастает убеждение, что такое реформирование не однократный акт, а непрерывный процесс. Сама программа была построена по образцу наблюдения за младенцами – метода обучения детских психотерапевтов и психоаналитиков, практикуемого в Тэвистокской клинике. Кроме всего прочего, такой метод позволяет развить способность к непредвзятому и невмешивающемуся наблюдению за самыми тонкими и эмоционально насыщенными человеческими взаимодействиями. Т.е. он формирует аналитическую позицию. Именно этот аспект был перенесен в социальную ситуацию – на тех же принципах наблюдению подвергались организации. «Целью было развить чувствительность к человеческому измерению и культуре институции, к тревогам и давлениям внутри нее», – пишет Хиншелвуд» (60, с. 18). Кроме того, ставилась задача развития способности понимать свою роль в организации, размышлять о давлении внутри нее и понимать специфику организационной культуры. В конечном итоге люди, которые в будущем будут работать в организациях или руководить ими, должны были выработать способность понимания бессознательных социальных процессов с опорой на свою субъективность.

Здесь не место углубляться в особенности организации данного проекта, который помимо самого наблюдения включал в себя регулярное супервизирование, теоретическую работу, специально организованные дискуссии и т.д. Программа была успешной и переросла свои первоначальные цели: одним из ее результатов стала серия исследований работы организаций в сфере здравоохранения. Но для большинства участников главный ее смысл все же был в другом. Проект помог им выработать важную, очень трудную позицию «участвующего наблюдения», создать внутри себя то «рефлексивное пространство», которого так не хватает переживающим кризис группам и организациям. И это стало главным, что теперь можно было предложить таким сообществам.

 

Библиография

 

  1. Адорно Т. Исследование авторитарной личности. – М.: Серебряные нити, 2001.
  2. Адорно Т. К логике социальных наук // Вопр. философии. – 1992. – № 10. – С.76-86.
  3. Бассиюни К. Воспитание народоубийц. – СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1999.
  4. Боксберг Ф. К. И. фон. Аналитические этнографические исследования // Энциклопедия глубинной психологии. Том 2: Новые направления в психоанализе. Психоанализ общества. Психоаналитическое движение. Психоанализ в Восточной Европе. – М.: «Когито-Центр», МГМ, 2001. – С. 372-401.
  1. Демоз Л. Психоистория. – Ростов-на-Дону, 2000.
  2. Жижек С. Метастази насолоди. Шість нарисів про жінку і причинність. – К.: Видавничий дім “Альтернативи”, 2000.
  3. Кейп Х. Психоаналитическая социальная психология // Ключевые понятия психоанализа / Под ред. Вольфганга Мертенса. – СПб.: Б&К, 2001. – с. 194-202.
  4. Кляйн М., Айзекс С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. – М.: Академический проект, 2001.
  5. Куттер П. Фундаментальная установка, профессиональные установки и психоаналитический метод // http://psychoanalyse.narod.ru
  6. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. – М.: Высш. школа, 1996.
  7. Лоренцер А. Археология психоанализа: Интимность и социальное страдание. – М.: Прогресс-Академия, 1996.
  8. Майстерманн-Зеегер Э. Вклад психоанализа в социальную психологию // Энциклопедия глубинной психологии. Том 2: Новые направления в психоанализе. Психоанализ общества. Психоаналитическое движение. Психоанализ в Восточной Европе. – М.: «Когито-Центр», МГМ, 2001. – С. 326-371.
  9. Мертенс В. Психоанализ в 90-е годы // Ключевые понятия психоанализа / Под ред. Вольфганга Мертенса. – СПб.: Б&К, 2001. – С. 23-40.
  10. Мид М. Культура и мир детства: Избранные произведения. – М.: Наука, 1988.
  11. Психоанализ и науки о человеке: По мат. рос.-франц. конф. «Психоанализ и науки о человеке». – М., 1996.
  12. Рикер П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. – М., 1995.
  13. Романов И.Ю. Мышление, опыт и коммуникация в работах Уилфреда Биона // Філософські перипетії: Вісник Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна. Серія “Філософія”. – 2002. – № 561’2002. – С. 54-61.
  14. Романов И.Ю. Анализ прерванный и непрерывный // Психоанализ в развитии: Сб. переводов. – Екатеринбург, 1998. – С. 148-169.
  15. Романов И.Ю. Психоанализ и группы // Журнал практической психологии и психоанализа. – 2001. – № 4. – http://www.psychol.ras.ru/ippp_pfr/journal/index.htm
  16. Романов И.Ю. Психоанализ: культурная практика и терапевтический смысл. Введение в теорию, практику и историю психоанализа. – М.: Интепракс, 1994.
  17. Романов И.Ю. Психоанализ, философия и науки о человеке: Учебно-методическое пособие. – Харьков, ХНУ, 2003.
  18. Федерн Э. Марксизм и психоанализ // Энциклопедия глубинной психологии. Том 2: Новые направления в психоанализе. Психоанализ общества. Психоаналитическое движение. Психоанализ в Восточной Европе. – М.: «Когито-Центр», МГМ, 2001. – С. 304-326.
  19. Фрейд З. Избранное. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1998.
  20. Фрейд З. Размышления о войне и смерти // Бондаренко Л.И., Таглин С.А., Баженов А.В. Психоанализ и культурология: Учебно-методическое пособие. – Харьков, 1991.
  21. Фрейд З. Советы врачу при психоаналитическом лечении // Фрейд З. Психоаналитические этюды. – Минск, 1990.
  22. Фромм Э. Бегство от свободы. – М.: Прогресс, 1990.
  23. Хабермас Ю. О прагматическом, этическом и моральном употреблении практи­ческого разума // Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность: Лекции и интервью: Москва, апрель 1989 г. – М., 1992.
  24. Хабермас Ю. Познание и интерес // Философские науки. – 1990. – № 1.
  25. Хабермас Ю. Социальная проекция Фрейда и утопия общества // Философская и социологическая мысль. – 1990. – № 2.
  26. Шледерер Ф. Критика Фрейдом общества, культуры и религии // Энциклопедия глубинной психологии. Том 2: Новые направления в психоанализе. Психоанализ общества. Психоаналитическое движение. Психоанализ в Восточной Европе. – М.: «Когито-Центр», МГМ, 2001. – С. 263-303.
  27. Экштайн Р. Нужно ли психоаналитику иметь особую установку к своей работе? // http://psychoanalyse.narod.ru
  28. Эллиас Н. Процесс цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. В 3 т. – М., СПб, 2001.
  29. Эра контрпереноса: Антология психоаналитических исследований (1949-1999) / Составление, научная редакция и предисловие И.Ю. Романова. ­– М.: «Академический проект», 2005.
  30. Эриксон Э. Г. Детство и общество. – СПб.: Ленато, АСТ, Фонд «Универс. книга», 1996.
  31. Эткинд А.М. Эрос невозможного: История психоанализа в России. – СПб.: Ме­дуза, 1993.
  1. Кафка Дж. Психоанализ никогда не развивался в «среднеожидаемом окружении: Доклад на конференции Международного журнала психоанализа «Психоаналитик за работой». Москва, 8-9 мая 2004 г. / Материалы конференции.
  1. Куттер П. Современный психоанализ: Введение в психологию бессознательных процессов. – СПб.: Б.С.К., 1997.
  1. Маркузе Г. Эрос и цивилизация: Философское исследование учения Фрейда. – Киев: ИСА, 1995.
  1. Ольмайер Д. Групповые свойства психического аппарата // Энциклопедия глубинной психологии: Том 2. Новые направления в психоанализе. Психоанализ общества. Психоаналитическое движение. Психоанализ в Восточной Европе. – М., «Когито-Центр», МГМ, 2001. – С. 402-412.
  1. Райх В. Диалектический материализм и психоанализ // Под знаменем марксизма. – 1929. – № 7-8.
  2. Райх В. Психология масс и фашизм. – М. Прогресс; СПб.: Университетская книга, 1997.
  1. Рудинеско Э. Как писать историю психоанализа // Психоанализ и науки о человеке: По мат. рос.-франц. конф. «Психоанализ и науки о человеке». – М., 1996.
  2. Сегал Х. Хиросима, Персидский залив и далее: психоаналитическая перспектива // Логос. – 1999. – № 5 (15). – С. 134-148.
  3. Томэ Х. Тренинг-анализ и психоаналитическое обучение: предложение реформы // Журнал практической психологии и психоанализа. – 2003. – № 3. – http://www.psychol.ras.ru/ippp_pfr/journal/index.htm
  1. Фонда П. Обсуждение доклада Александера Вучо «По ту сторону бомб и санкций» // Психоаналитический журнал Харьковского областного психоаналитического общества. – 2001. – № 2. – С. 146-160.
  2. Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции. – М.: Наука, 1991.
  1. Фрейд З. Недовольство культурой // Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура. – М.: Ренессанс, 1992.
  2. Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого Я // Фрейд З. Психоаналитические этюды. – Минск, 1990.

 

  1. Bion, W. (1961) Experiences in Groups and Other Papers. London: Tavistock.
  2. Bion, W. (1967) Notes on memory and desire. Psychoanalytic Forum, 2: N 3. And in: In: E. Bott Spillius (ed) Melanie Klein Today, Volume 2: Mainly Practice. London, Free Associations Books, pp. 17-21.
  1. Caper, R. (1994) Does psychoanalysis heal? A contribution to the theory of psychoanalytic technique. In: Caper, R. (1999) A Mind of One’s Own. A Kleinian View of Self and Object. Routledge, London, pp. 19-31.
  2. Waelder, R. (1962) Psychoanalysis, scientific method, and philosophy. J. Amer. Psychoanal. Assn., 10: 617-637.
  1. Etchegoen, G.R. (1991) The Fundamentals of Psychoanalytic Technique. London, New York, Karnac Books.
  2. Foulkes S.H. (1975) Group-Analytic Psychotherapy. London.
  3. Fornari F. (1966) Psychoanalysis of War. Blumington, University of Indiana Press.
  4. Hale N.G. (1995) The Rise and Crisis of Psychoanalysis in the United States. Freud and Americans, 1917-1985. N.Y., Oxford, Oxford University Press.
  5. Hinshelwood R. D. (1991) A Dictionary of Kleinian Thought. London: Free Association Books.
  6. Hinshelwood R. D. (1994) Attacks on the reflective space: Containing primitive emotional states. In: Victor L. Schermer and Malcolm Pines (eds) Ring of Fire. Primitive Affects and Object Relations in Group Psychotherapy. London and New York: Routledge. Pp. 86-106.
  7. Hinshelwood R. D. (1997) The elusive concept of ‘internal objects’ (1934-1943). Its role in the formation of the Klein group. Int. J. Psycho-Anal., 78: 877-897.
  8. Hinshelwood, R. D. (2001) Thinking About Institutions. Milieux and Madness. London and Philadelphia: Jessica Kingsley Publishers.
  9. Hinshelwood, R. D., Stogstad, W. (2000) The method of observing organizations. In: Hinshelwood, R. D. and Stogstad, W. (eds) Observing Organizations. London: Routledge, pp. 17-26.
  10. Jaques, E. (1955) The social system as a defense against persecutory and depressive anxiety. In: M. Klein, P. Heimann and R. Money-Kyrl (eds) New Directions in Psycho-Analysis. London: Tavistock. (First published as ‘On the dynamic of social structure.’ Human Relations 6, 10-23.)
  11. Kernberg, O. (1996) Thirty methods to destroy the creativity of psychoanalytic candidates. Int. J. Psychoanal., 77: 1031-1040.
  12. Lorenzer, A., Dahmer, H., Horn, K., Brede, K, Schwanenberg, E. (1971) Psychoanalyse als Sozialwissenschaft. Frankfurt/M.: Suhrkamp.
  13. Menzies, I. E. P. (1988) A psychoanalytic perspective on social institutions. In: E. Bott Spillius (ed) Melanie Klein Today, Volume 2: Mainly Practice. London: Free Associations Books.
  14. Milton, J. (2001) Psychoanalysis and cognitive behaviour therapy – rival paradigms or common ground? Int. J. Psycho-Anal., 82: 431-448.
  15. Money-Kyrle, R. (1978) The Collected Papers of Roger MoneyKyrle. Perth: Clunie.
  16. Segal, H. (1997) Psychoanalysis, Literature and War. Routledge, London.

 

(Журнал практической психологии и психоанализа, № 2, 2006. www.psyjournal.ru)

 


[1] Так, например, большие препятствия на пути развития психоанализа долгое время существовали в Италии в связи с доминирующим влиянием католической церкви; еще большие трудности встречает он в странах Ближнего Востока.

[2] Впрочем, так было уже во времена Фрейда, достаточно упомянуть его переписку с О. Пфистером и К.-Г. Юнгом.

[3] Что-то близкое этому Фрейд действительно писал в работе о «диком анализе» (34).

[4] «Борцом за интимную жизнь» называет психоанализ П. Рикер (22, с. 288-304). В том же ключе строит свои рассуждения А. Лоренцер, противопоставляющий исследуемую и охраняемую психоаналитиком «интимность» социальному страданию и социальному принуждению (13).

[5] В связи с этим Лапланш и Понталис называют вторую фрейдовскую топику «антропоморфной» (12).

[6] Что было эксплицировано в ходе споров с фрейдовской теорией первичного нарциссизма, в понятиях «внутренних объектов» и «внутренних объектных отношений» (55; 57).

[7] Сегодня подобного рода исследования принято называть «прикладным психоанализом». Наименование это прижилось, и причины его появления понятны, однако сам Фрейд вряд ли поддержал бы такое словоупотребление. Подтверждением этого предположения может служить его высказывание в «Лекциях по введению в психоанализ»: «Строго говоря, существуют только две науки: психология, чистая и прикладная, и естествознание» (33, с. 414).

[8] Ту же точку зрения с несколько иных позиций обосновывает и Р. Хиншелвуд (60).

[9] В свою очередь данное понятие соотносится с концепцией «сценической репрезентации» А. Лоренцера.

[10] «Молчание – это настоящее преступление», – так называлась статья Х. Сигал, посвященная угрозе ядерной войны. Названием послужили слова из воспоминаний Надежды Мандельштам (67).

[11] См. развитие этой темы также в первых разделах книги Г. Этчегоена (52).